Иван Крамской. Глава из книги Надежды Шер о художниках-передвижниках
5
Шла вторая половина бурных и тревожных шестидесятых годов. Крамской и его друзья были свидетелями гражданской казни и ссылки Чернышевского, казни Каракозова, стрелявшего в царя Александра II. С возмущением они встретили известие об окончательном запрещении любимого журнала «Современник». Правительство свирепствовало; люди не могли спокойно жить, думать: наушничество, обыски, аресты, высылка в двадцать четыре часа... Настроение в городе было тревожное; арестовывали за все: за неосторожно оброненное слово, за неуважительный отзыв о самом маленьком полицейском чине, за малейшую критику манифеста. На улицах все чаще мелькали голубые жандармские мундиры с серебряными пуговицами, быстро проносились кареты с опущенными шторами.
Крамской тяжело переживал ссылку Чернышевского. Снова и снова перечитывал его статьи, роман «Что делать?», и глубже раскрывался ему смысл того, о чем писал, к чему призывал Чернышевский. Каждая статья журнала «Современник», произведения Толстого, Салтыкова-Щедрина, Островского, Тургенева, Гончарова, рассказы Помяловского, Слепцова, Успенского открывали глаза на российскую действительность, помогали понимать жизнь общества «во всех проявлениях», как говорил Крамской. Любимым поэтом был Некрасов. Стихи его в артели знали наизусть почти все художники. Особенно любили «Размышления у парадного подъезда», «Песню Еремушке», только что напечатанную поэму «Железная дорога».
Одна другой значительнее появлялись новые картины молодых московских и петербургских художников - Перова, Прянишникова, Корзухина, Якоби и других. Не было на этих картинах ни древних богов, ни мифологических героев, ни великосветских красавиц, а рассказывали они о родной русской жизни в деревне, в городе, о бедных, обездоленных людях, которых грабят, обманывают, унижают разные чиновники-взяточники, купцы, лживые и лицемерные церковники. Бытовой жанр, бытовая картина завоевывали свое место и в искусстве.
Рядом с бытовыми картинами все чаще стали появляться картины, изображающие русскую природу. Они покоряли зрителей непосредственностью, свежестью, правдой и совсем не походили на те пейзажи, которые по заданию профессоров академии писались или из окон академии, или в Эрмитаже с картин знаменитых мастеров. Художников влекла к себе своя, родная природа, и грустная и прекрасная, о которой хотелось слушать русские песни, писать картины: бедную деревню с рядом ветхих избушек, большую дорогу грязной осенью, по которой тянутся крестьянские телеги, русскую равнину с неоглядными далями, реки, лес, морозные дни русской зимы...
В эти годы, уступая требованиям времени, даже Академия художеств включила в программу занятий обязательные поездки учащихся по России для изучения и изображения русской природы.
По-иному начинали относиться молодые художники и к исторической живописи. Их уже не удовлетворяли фальшивые, парадные картины русской истории, написанные художниками-академиками. Некоторые из них принялись серьезно изучать русскую историю, увлекались лекциями по русской истории профессора Н.И.Костомарова, которые он читал в Московском университете и которые доходили до петербургской молодежи переписанными от руки.
Крамской еще в годы своего ученичества в академии мечтал написать историческую картину.
Почти в это же время молодой художник Григорий Григорьевич Мясоедов писал картину «Бегство Григория Отрепьева из корчмы на литовской границе», сюжет которой был навеян ему трагедией Пушкина «Борис Годунов». Немного позднее художник Вячеслав Григорьевич Шварц, заинтересовавшись временем Ивана Грозного, написал очень хорошую картину «Иван Грозный у тела убитого им сына». Конечно, и раньше некоторые художники брали темами своих картин сцены из древнерусской истории, но теперь они стремились изучать ее, проникнуть в самый дух далеких времен, вносили здоровое, живое начало в историческую картину.
«Русскому пора, наконец, становиться на собственные ноги в искусстве, пора сбросить эти иностранные пеленки, - писал тогда Крамской,- слава богу, у нас уже борода отросла, а мы все еще на итальянских помочах ходим. Пора подумать о создании своей русской школы национального искусства». И Крамской, может быть, яснее, чем кто-либо из художников того времени, видел, как занимается заря русской школы искусства.
Общественная жизнь захлестывала Крамского целиком. «Могу сказать только одно: Ваша деятельность в искусстве до сих пор была более политическая, чем гражданская. Вы более заботились об общественном положении искусства, чем о производительности. И это великая заслуга»,- писал ему Репин. И это было действительно так - Крамского больше всего тревожило «общественное положение русского искусства». Но в письмах, которые он писал Тулинову, иногда вдруг прорывались горькие слова о том, что работать над картинами ему некогда, что он часто думает о том, как бы устроиться так, чтобы хоть немного времени посвящать своим «бедным картинам-сиротам». И только благодаря собранности, трудоспособности, умению организовать себя Крамскому все-таки удавалось находить время и для работы над своими картинами.
продолжение...
|
